— Надеешься меня удивить? — у меня почему-то пересыхает во рту, и я облизываю губы.
— Надеюсь, — не сводит с меня глаз Тагаев, и мои щеки пламенеют. Готова спорить на что угодно, что он говорит сейчас не о картошке.
Артур, похоже, читает меня как книгу — многозначительно ухмыляется и кивает в сторону дома. Торопливо прохожу вперед, чтобы он не видел моего раскрасневшегося лица.
— Уверен, будет вкусно, — доносится вслед негромкое, и от этих хрипловатых ноток у меня поджимаются пальцы ног.
Глава 26
Тагаев в самом деле удивил. Меньше всего я ожидала, что он умеет чистить картошку. Конечно, не так как я или Стефа, особенно вначале. Но потом все идет намного живее.
— А я тебе не верила, — говорю, глядя, как старательно он очищает картофелину.
— Почему? — не понимающе смотрит Тагаев. — Считаешь меня совсем косоруким?
Я стою у мойки, Артур сидит рядом на табурете. Не выдерживаю его взгляда и отворачиваюсь. Мне намного проще с ним разговаривать, когда я не вижу его глаза.
— Нет, не в этом дело, — признаюсь честно. — Просто я всегда думала, что такие как ты…
— Какие такие?
— Ну… миллиардеры…
— Настя, — резко обрывает Артур, — можно тебя попросить?
От неожиданности вздрагиваю и роняю в мойку нож.
— Можно, — стараюсь дышать ровнее. Почему меня так волнует его голос? Даже в такой совсем неромантичной обстановке?
— Ты можешь видеть во мне не миллиардера? Когда ты тащила меня на себе, кем я для тебя был? Ну?
Молчу, затаив дыхание.
— Давай договоримся, я для тебя просто… — он на миг запинается и продолжает, — просто мужчина. Отец твоих детей.
Боже. Просто мужчина. Он надо мной издевается? Если это «просто», то я…
— Ты всегда стараешься со всеми договориться?
— По мере возможности.
— Хорошо, — разворачиваюсь к нему, изо всех сил изображая безмятежность, — тогда ты для меня утопленник. Так тебя устроит?
— Лучше нудист, — Артур в ответ улыбается, но его глаза остаются серьезными.
— Не выйдет, — неловко пытаюсь шутить, — здесь дети.
Дети как будто ждали, когда о них вспомнят. Сначала в кухню заглядывает Данил, за ним Давид и Дианка.
— Мы уже все приготовили, — говорит Данька.
— Вы скоро? — спрашивает Ди.
Мы с Тагаевым переглядываемся. Я смущенно краснею, он ухмыляется.
— Почти закончили. Идите в комнату, я сейчас приду, — говорит им Артур с серьезным видом. Дети недоверчиво смотрят на меня, потом на него, но послушно уходят.
Мы снова переглядываемся.
— Ты о чем подумала? — спрашивает Тагаев, прищурившись. — У тебя даже уши горят!
— Глупости какие, — бормочу. — Жарко, вот и горят. Надо включить кондиционер.
— Ну да, — он кивает с усмешкой, и я хватаюсь за пульт.
Артур поднимается, вытирает руки о полотенце и с ехидной ухмылочкой выходит из кухни, а я растерянно смотрю на пульт. Потому что кондиционер включен и давно работает.
* * *
— Это я в садике, — Ди указала пальчиком на крохотную девочку в костюме снежинки, — на Новый год. А это Давид с Даней. Видишь?
— Вижу. Классные зайцы.
Артур старался держать себя в руках, улыбаться детям и по мере сил комментировать увиденное. А внутри все горело от бессильной ярости.
Столько всего пропущено!
Первые шаги. Первые зубы. Первые улыбки. Первые игрушки.
Прогулки. Парки. Качели. Песочницы.
Дни рождения. Новогодние праздники. Утренники в саду.
Везде его дети втроем. В тройной коляске. Все трое на карусели. Все трое измазаны зеленкой от ветрянки. Втроем с Дедом Морозом у новогодней елки. Все вместе задувают свечи на именинном торте. Сначала две, потом три, потом четыре свечи. Когда им исполнился год, они были слишком маленькие.
Еще везде с ними была Настя. И эта ее тетка, Стефания. Какие-то незнакомые люди — воспитатели, аниматоры. Все, кроме него.
Он все потерял безвозвратно, потому что все это осталось в бессловесных фото в альбоме и на экране ноутбука.
— А это Стефа снимала, когда нас из роддома привезли, — Давид включил видео, и Артур чуть не задохнулся.
На диване лежали три крошечных свертка. Этого видео не было в тех файлах, которые ему скачали с «облака». В кадр попала Настя, и Артур поразился, какой юной она казалась по сравнению с нынешней Настей. Совсем девчонка…
— Настюш, разверни моих бубочек! — голос за кадром принадлежал Стефании.
Экранная Настя по очереди развернула каждый сверток, и Артур с силой сцепил пальцы, лежащие на коленях.
Как это все выдержать и не разнести в бешенстве к чертям весь дом? Или хотя бы забор?
Он смотрел на своих детей — маленьких, беспомощных, похожих на червячков — и собственное бессилие накрывало до черноты в глазах.
Он никогда не увидит их такими вживую. Не возьмет на руки, не покатает на спине, как катал его когда-то отец. А мать шла рядом и придерживала…
— Почему… — хрипло спросил он, — почему она называет вас апельсинками?
Она — это Настина тетка. Артур не мог отделаться от чувства зависти, хоть и понимал, что должен быть больше благодарен за помощь.
— Мы были легкие, — объяснил Данил. — Как апельсины.
— Она еще нас бубочками называет, — добавил Давид.
Тагаев даже обрадовался, когда закончилась эта пытка фотоснимками. Одному смотреть легче, а здесь, под перекрестным прицелом изучающих взглядов своих детей держаться приходилось из последних сил.
Так что, когда Настя позвала обедать, он от облегчения только выдохнул.
* * *
— Там больше не осталось пюре? — спрашивает Давид и смотрит на меня взглядом, полным надежды.
— Осталось, — отвечаю сыну. — Хочешь добавки?
Давид преданно кивает. Я знаю, как любит мой младший мальчик пюре, поэтому всегда готовлю больше.
Протягиваю руку за тарелкой и вздрагиваю, поймав точно такой же просящий взгляд.
— Там только на одну добавку? — Тагаев старается казаться равнодушным, но выходит у него с трудом. Давид смотрит на отца с плохо скрываемой гордостью.
— А я говорил! — затем раздумывает секунду и забирает свою тарелку.
— Что такое, Давид, ты передумал? — переспрашиваю ребенка. — Давай, положу еще.
— Не надо, — мотает головой сын и указывает глазами на Тагаева, — пусть ему больше будет.
— Да, мамуль, — поддерживает брата Дианка, — пускай Артур ест.
— Не выдумывайте, здесь всем хватит, — уверяю детей. — Ваш папа голодным не уйдет.
Темные глаза вспыхивают, и все время, пока я раскладываю оставшееся пюре по тарелкам, чувствую на себе горящий взгляд.
— Знаешь, Настя, о чем я подумал? — вдруг спрашивает Артур, и я мысленно вздрагиваю от непривычных ноток в его голосе. Интимно-уютных, как будто мы с ним давно вместе, будто мы семейная пара, у которой столько общего…
Трясу головой, вроде отвечаю отрицательно, а в реальности хочу прогнать наваждение.
— Я подумал, какие у нас с тобой добрые и щедрые дети, — продолжает Артур, и я поднимаю на него потрясенный взгляд.
Не «у меня»? У «нас с тобой»?
Точно так же потрясенно смотрят на Тагаева наши с ним дети. Поспешно отворачиваюсь, наполняя тарелки, чтобы скрыть смятение, и стараюсь больше не встречаться с Артуром взглядами.
После обеда складываю посуду в посудомоечную машину, а дети убирают со стола.
— Мне нужно поговорить с мамой, — обращается к ним Тагаев, и они выходят из кухни, поглядывая на нас с нескрываемым любопытством.
Артур подходит почти впритык и упирается рукой в стену. От его неожиданной близости начинает кружиться голова, и я делаю слабую попытку убрать руку, но безрезультатно.
— Помоги мне, Настя, — с напором говорит он, — пожалуйста.
— В чем? — бормочу рассеянно. — Что ты хочешь, Артур?
— Я хочу, чтобы они меня приняли. Чтобы не считали предателем. Чтобы называли отцом, а не Артуром.
— Но что я могу сделать? Я говорила им, это бесполезно…
